Апокалипсис Welcome - Страница 92

– Дай мне руку! – прокричал Мидас Малику, перекрывая шум.

Он протянул правую ладонь, но Малик шарахнулся в сторону.

– Да ты чего, – испуганно завопил тот в ответ. – Шутишь, что ли?

Треснув, рядом переломилась пополам ель: на счастье царя, Ферри оказался сообразительнее коллеги. Подтащив ствол дерева к краю расщелины, бородач подтолкнул его Мидасу – обдирая ладони об иголки, тот вцепился в кору обеими руками, по еловым лапам весело побежали оранжевые разводы, сплетаясь в золотую паутину. Из глубин земли ударил новый сгусток энергии. Мидаса вместе с елью из чистого золота подбросило вверх: это помогло ему выбраться из пылающей расщелины, края которой сочились жидким огнем. Зубцы кремлевской стены, крошась, начали обваливаться. С ночного неба с ревом пикирующих бомбардировщиков ринулись объятые пламенем метеориты, чередуясь с огромными пластами льда. Сплющенная под ударами Боровицкая башня осела, уподобляясь девице в книксене, и грациозно завалилась на бок, на манер подтаявшего торта. Звезда на шпиле взорвалась рубиновым облаком, разлетаясь в мельчайшую пыль. Пылающее небесное тело размером со среднего носорога, издавая при полете воющий свист, с размаху ударило в крышу Дворца съездов – громадный купол, венчающий здание, исчез в одну секунду, будто испарился. Стены осели вниз, накрывая одна другую по принципу «карточного домика», разорвав пространство оглушающим грохотом, строение не рухнуло, а плавно и мягко сползло на камни – словно рисовая каша. В воздух столбом поднялась пыль, Соборную площадь заволокло белыми облаками. Поперек первой трещины на брусчатке аккуратно легла вторая, выплескивая потоки раскаленной лавы: мало кому пришло в голову, что вместе они образуют подобие креста. Потрясающей силы взрывная волна, вспучив вековые камни, разметала «новоживых» и «староживых», как яростный океанский шторм. Ферри, невеста, Малик и Мидас потеряли друг друга из виду – завеса известковой пыли не позволяла разглядеть даже собственные пальцы. А вот Агарес, правильно воспользовавшись землетрясением, сумел переломить рукопашную в свою пользу. Оседлав грудь поверженного противника, он вытащил из сапога крис — волнообразно изогнутый малайский кинжал.

– Что, опять? – обреченно вздохнул Кар, хватаясь рукой за лезвие.

– Ага, – расхохотался демон, вспарывая противнику яремную вену.

…Гигантские, раскаленные метеориты, смешиваясь с громадными кусками льда, продолжали утюжить город от центра до окраин, перемалывая в кровавую кашу стрельцов, панков, неандертальцев, солдат вермахта, купцов, витязей и японских туристов. Каменную мостовую заполнили тела умирающих – не успев отдать Богу душу, они заново воскресали, чтобы через секунду опять погибнуть от падения на голову очередного метеорита. Словно муравьи, люди сотнями сыпались в горящие расщелины с лавой – Врата Огня открывались всюду на площади, рассекая ее тело пылающими рубцами. Землетрясение не прекращалось ни на секунду: здания, дрожа, рушились в пыль, деревья вырывало с корнем, из прорванных труб лилась вода, каждый подземный удар, казалось, был вдвое мощнее предыдущего.

Расположившись на паре зубцов самого высокого участка кремлевской стены, сидя друг напротив друга, апостол Иоанн с ангелом Хальмгаром пассивно созерцали, как под лавиной небесного льда обмяк и съежился главный купол храма Христа Спасителя: падающие дождем градины проделали в золотой крыше великое множество одинаковых дыр, превратив церковь в решето.

– Мда, что-то не везет конкретно этому храму, – откровенно высказался Хальмгар. – Мистика, однозначно. Уже лет двести, прямо как часы: только на этом месте объект построят, как он впоследствии разрушается. Упрямые люди в Москве живут – я бы давно плюнул и перенес церковь в Бирюлево, от греха-то. А они отстраивают и отстраивают как заведенные. Но вообще ты зря падение Вавилона конкретно в Москве решил устроить. Сам видишь, сколько церквей. Думаешь, Богу понравится, что ты храм в щепки разнес?

– Ты знаешь, ему по барабану, – ответил Иоанн, провожая взглядом метеориты. – Он себе никаких храмов никогда и нигде не заказывал. А бассейн на этом месте ему не мешал. Когда это Бог жалел церкви? Для него они не более чем бездушные куски камня. Помнишь цунами 1755 года в Лиссабоне? Мало того, что оно случилось в День всех святых, так море разнесло все монастыри в городе. Это для людей культовые учреждения – благость, а ему-то что? Он сутками у алтаря не стоит и свечками не торгует.

Купол храма охватили языки пламени – они рвались вверх, словно пытаясь добраться до ледяных пластов. Красная площадь осветилась, как во время праздничной иллюминации, отдельные фрагменты панорамы ночного города застлал густой, непроглядный дым от повсеместно начавшихся пожарищ.

– Откровенно говоря, Иоанн, я тебя очень уважаю, – признался Хальмгар. – Других апостолов тоже, конечно, однако ты – самый лучший. Я твоим «Апокалипсисом» с детства зачитывался. Но поведай мне, пожалуйста, для чего, когда ты описывал там сцену падения града на Вавилон, то будто специально указал его вес: каждая градина – в целый талант! Это ж двадцать килограммов, извини меня. Ты не подумал, что они город натурально всмятку уделают? Интересно, в каком виде появятся перед Престолом здешние праведники? Расплющенные, без глаз, с кучей переломов. Красота.

Иоанн, в который раз за сутки, испытал чувство неловкости. К распухшему небу поднимались черные столбы жирного дыма, разбавленного огнем.

– Да, тут я дал маху, – признался он, не уставая поражаться, насколько происходящее напоминает ему картину художника Брюллова «Последний день Помпеи». – Но в свое оправдание хотелось бы сказать: ваши мастера спецэффектов, чьих достоинств я ничуть не умаляю, неправильно меня поняли. Я имел в виду конкретно греческий талант, который используют при взвешивании драгоценных металлов. Помнишь старую притчу про раба, коему дали золотой талант, а он зарыл его в землю? Это монета в семнадцать граммов.