Апокалипсис Welcome - Страница 80

– Волнуешься? – гордо усмехаюсь я. – Надо же, какой ты весь из себя сахарный. Конечно, у тебя проблемы – а у меня мелочи жизни. Подумаешь, за мной всего лишь бегает маньяк из древней гробницы, нанятый бывшим мужем. Но я-то спокойна – а ты, я вижу, просто места себе не находишь.

Зрачки Агареса сверкают знакомым кошачьим огнем.

– У меня аллергия, – страдальчески признается он. – Инъекция серы помогает пережить пребывание даже в толпе ангелов, делая безвредными их прикосновения. Но здесь на одном пятачке сосредоточено слишком уж много церквей. Для существа из Ада это равнозначно пикнику в центре Чернобыля. Храмы расположены п у ч к о м – излучение идет столь сильное, что даже демон высшего уровня рискует подхватить лучевую болезнь. Умереть невозможно, но неприятностей – целый букет. Помнится, у меня дядя приехал из командировки с Фруктовой горы в Сербии, облепленной аж двадцатью монастырями. Ужасно страдал, бедняга. Волосы выпали, клыки шатались, язвы открылись на всем теле – пришлось серой сводить да лягушек прикладывать. Могло бы быть и хуже, но, на мое счастье, в Кремле большевики поработали – подчистую снесли и церковь Константина с Еленой, и Чудов монастырь, и собор Спаса-Преображения. Попадется Ленин – обниму как старого приятеля. Без его услуг я бы сейчас на брюхе полз.

Агарес прерывается и начинает ожесточенно чесаться – просто-напросто скребется, как собака, зубами ищущая невидимых блох. Мне становится жаль демона и неудобно перед ним: в конце концов, его муки – из-за меня.

За кремлевскими стенами тоже полно народу. Прямо на паперти Успенского собора скульптурным изваянием застыла группа японских туристов в одинаковых джинсах и панамах, с одинаковыми лицами, обвешанных фотоаппаратами-клонами. Как роботы, они поворачиваются во все четыре стороны и фотографируют все, что попадает в поле зрения, по десять – двадцать раз подряд. Узкоглазая молодая девица, с ежиком коротко стриженных волос, набравшись храбрости, дергает за рукав кафтана дьяка времен Ивана Грозного. Сует тому в руку десять долларов и показывает на камеру: мол, давай вместе щелкнемся. Очумевший дьяк пялится на туристку вытаращенными глазами – думает, наверное, что она ему с ковша браги пригрезилась. Негодуя, отшвыривает «бесовскую бумажку» и чертит в воздухе две палочки – вдоль и поперек: открещивается от «нехристя».

– По-моему, они ни хрена не понимают, что произошло, – говорю я, глядя на радостные лица японцев, озаряемые фотовспышками. – Как с ума сошли.

Демон с усилием отрывается от почесывания.

– Это же туристы, – высказывается он. – Они во всем мире одинаковые. Ходят табунами, снимают все подряд, на что местные даже не обращают внимания. Зачем им врубаться в смысл Апокалипсиса по Иоанну, если они наверняка какие-нибудь синтоисты, а то и буддисты? Их не впечатлили тысячи брошенных машин, врата огненного озера, разномастный народ в идиотских одеждах и разграбленные магазины? Ну, за это можешь сказать горячее спасибо имиджу твоей замечательной страны. Вы ухлопали кучу бабла на телеканал Russia Today, но на Западе, да и на Востоке до сих пор уверены, что вы ездите на медведях, заправляете самолеты водкой, а на каждом углу в Москве можно купить украденную мафией ядерную ракету. Так и эти японцы уверены, что перед ними – обычная Россия. Все вполне соответствует – здания горят, кругом разруха, шляются пьяные бородачи с топорами, электричество и мобильники не работают. Помню, я в дороге читал детектив Джона Кейза, и там черным по белому написано: в нищей Москве убивают за подержанный ноутбук, а в самой лучшей гостинице нет отопления и на полу намерз лед. Так чего удивляться японцам? В их видении это вовсе не Апокалипсис, а нормальные российские будни.

Мы удаляемся прочь. Я раздуваю ноздри, как бык, и трепещу от злости. По сути, возразить демону нечего – но и не оставлять же это просто так! Повернувшись к толпе японцев, я ору что есть мочи охрипшим голосом:

– Хуй вам, а не Курилы!

Девушка-«ежик» радостно машет рукой в ответ – разумеется, меня никто не понял. Мои глаза ослепляет стрекочущий блеск фотокамер: демон, шатаясь, достает из кармана черного плаща пилюлю. Зловещий «пятачок», где угнездились белоснежные громады Успенского и Архангельского соборов, остается позади. Я вижу, что ему легче: дыхание становится размеренным, на лбу блестит мелко выступивший пот. Остановившись, Агарес бросает под язык серную таблетку – из его глаз выплескивается тихое блаженство.

– Ты совсем охренела, – кидает он на ходу, убыстряя шаг. – Какие сейчас, в жопу, Курилы? Однако православные – весьма специфический народ. Знаешь, когда Константинополь штурмовали турки, там не могли никак объединиться – янычары уже пробились на улицы города, но между фракциями шли разборки за трон. Так и тут. Конец света пришел, а вы еще чего-то делите. Нет больше королевств, республик, империй – все, финиш. Выяснять, кому что принадлежало, – уже логически бесполезно. Пущай эти ребята шляются по городу и жуют свои гребаные суши. Они куда счастливее нас: думают, что находятся в экзотическом туре, а не в самом центре адского пекла.

Пекло. Точно. И как я забыла его об этом спросить?

– Слушай, – говорю я, рассматривая зеленую крышу Дворца съездов. – Мне любопытно – почему я абсолютно НИЧЕГО не помню из своей загробной жизни? Перефразируя «Бриллиантовую руку»: врезалась, умерла, очнулась – могила. Скажи, как на духу, Агарес: Рай и Ад – они вообще существуют?

Демон останавливается. Он смотрит не на меня, а куда-то в сторону.

– Зачем тебе это знать? – тихо произносит Агарес.